- Вот я тебе сейчас и сыграю, - пообещал я, - а заодно и спою. Подожди, сначала настрою гитару, а то я ее уже полгода в руки не брал.
Я взял гитару, с удивлением убедился, что она не нуждается в настройке, и запел "Эхо любви", подражая манере исполнения Анны Герман:
- Покроется небо пылинками звезд, и выгнутся ветви упруго. Тебя я услышу за тысячи верст, мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга...
- Откуда такое чудо? - со слезами на глазах спросила Вера. - Никогда такой песни не слышала!
- Садись на кровать, - сказал я вскочившей с нее жене. - Я тебе сейчас расскажу такое, что можешь хлопнуться в обморок, а это лучше делать на кровати. Надо было рассказать до свадьбы, но сначала было много других дел, а потом я решил этого не делать. Мы любим друг друга, и мои слова ни на что не повлияли бы, только могли испортить тебе настроение.
- Хочешь сказать о том, что у тебя до меня были женщины? - спросила она. - Так я об этом и так догадалась!
- Какие женщины? - не понял я. - О чем ты говоришь?
- В тот вечер, когда я с тобой осталась в первый раз, ты действовал так решительно, что было сразу видно, что проделываешь это не в первый раз. Мне поначалу стало так горько...
- А потом? - спросил я.
- А потом ты начал со мной делать такое, что у меня из головы вылетели все мысли, - залившись румянцем, призналась Вера. - Я с девушками часто говорила о парнях. Ну ты понял, о чем я. И в гимназии, и со служанками. Кто-то что-то слышал, у других уже были мужчины, но никто из них о таком не рассказывал. Мне было так хорошо, что я даже подумала, что это неплохо, когда жених умеет... Мало ли кто был до свадьбы, главное, чтобы никого не было после нее!
- Все так и не так, - сказал я, вешая гитару на крючок в стене. - Понимаешь, у меня никого, кроме тебя, не было и не будет, но я знаю, как делать это и многое другое из чужой памяти. В это трудно поверить, но ко мне в голову попала память всей жизни другого человека. И самое невероятное в этой истории - это то, что он прожил свою жизнь не в нашем мире. У него была жена и двое детей, поэтому я у тебя такой грамотный. Если бы не этот подарок, я бы толком не знал, за что тебя трогать. Мы тоже болтали о девушках, но толку от такого трепа! И песня эта из его мира. Я их много знаю.
- Ты ее сам перевел? - спросила она. - И так складно! Может быть, у тебя есть и талант поэта?
Я видел, что она не усомнилась ни в одном моем слове, ей просто было страшно интересно.
- Ничего я не переводил, - ответил я. - Их мир во многом похож на наш. Есть там своя Россия, в которой говорят на таком же языке. Он был инженером и писателем, поэтому у меня все так легко и быстро получилось со статьей. А стихов я тоже много знаю и могу рассказать. Только жизнь у них все-таки сильно отличалась от нашей, поэтому многое без объяснений будет непонятным.
- Семье говорил? - спросила жена.
- Говорил отцу, а женщинам об этом знать не стоит. И отец в этом со мной согласен. Мать перепугается, а сестра может разболтать. Вряд ли кто-нибудь в такое поверит, но все равно. И ты, смотри, никому не говори! Для меня это может быть опасным.
- Никому не скажу! - поклялась Вера, заодно перекрестившись. - Вот тебе крест! А ты мне еще что-нибудь сыграешь?
Ну и чем я, по-вашему, занимался до вечера? Правильно, пел, декламировал стихи и рассказал кое-что о мире Рогова. У жены горели глаза, и ей всего было мало. Когда позвонил отец, и мне нужно было ехать на беседу, она чуть не заплакала от огорчения.
- Если окончательно не сорву голос, буду петь для тебя полночи, - пообещал я, пригладив ей волосы. - А ты пока возьми что-нибудь почитай или поболтай с Ольгой. Ей одной тоже скучно.
Я поменял халат на костюм, взял с собой пистолет и спустился к машине.
- Добрый вечер! - поздоровался я с охранниками. - Вам нужно отвезти меня к департаменту полиции, а потом оттуда заедем еще в одно место.
Все-таки просторные дороги с хорошим асфальтом, если на них мало транспорта, позволяют очень быстро передвигаться по совсем немаленькому городу, а нам еще повезло не стоять на светофорах, поэтому машина домчалась до департамента в считанные минуты. Отец ждал нас у одного из входов и быстро спустился к машине.
- Поезжайте по этому адресу, - приказал он, передавая водителю листок с записью. - Там подождете нас с полчаса и отвезете к дому. После этого вы нам сегодня больше не понадобитесь.
На этот раз ехали гораздо дольше, фактически в предместье. Остановились у большого одноэтажного дома, с маленьким, но ухоженным парком. Машину оставили у ворот, а сами через открытую калитку прошли по уложенной плиткой дорожке к большой клумбе, расположенной перед парадным входом. Дверь оказалась заперта, и пришлось звонить, а потом ждать, пока откроют. На нас посмотрели в глазок, потом мужской голос спросил, кто и по какой надобности.
- Откройте, Вадим Ефимович, - сказал отец. - Это Мещерские. Я вам недавно звонил.
Звякнула вынутая цепочка, со щелчком открыли замок, а потом еще убрали засов.
- Я здесь живу уединенно, - говорил нам хозяин, заводя в гостиную, - а береженого, как известно, бог бережет. Садитесь, господа. Не хотите чего-нибудь выпить?
- Нам бы пищи духовной, - улыбнулся отец. - Пищу телесную мы отведаем дома.
- Ну раз так... - развел руками хозяин. - Вас, молодой человек, интересовали те лица, которые представляют мировых производителей наркотиков? Это ведь вы написали статью в "Русском слове"? Смело, очень смело... Я примерно представляю, чем вы руководствовались, добиваясь со мной встречи. Врага нужно знать в лицо?
- Можно сказать и так, - ответил я. - Называйте меня Алексеем, так нам будет проще.
- Немного против правил, но если вы настаиваете... Понимаете, Алексей, знание врага в вашем случае почти ничего не дает. Вы совершили смелый поступок, но при этом оттоптали ноги многим сильным мира сего, а они к такому не привыкли и вам этого не простят. И вы не сможете им долго противостоять, даже если будете знать о них все. Вы просто не представляете, с кем связались.